* * *

(Иосифу Бродскому)

Я всё ещё не верю в пустоту.
Четверг прошёл. И пятница настала.
Двенадцать лет — ого! — как Вас не стало.
И дофига кто клонится к листу.

Средь них и я, признаться. Впрочем, Дантом
себя не ощущаю. Ну, уж нет!
Каким атлантом, квантом, фолиантом
или талантом залатать куплет?

Да ладно, бог с ним. Я же не об этом.
Тогда о чём? Ах, да, — о пустоте,
о времени, о языке поэта,
вещице, лужице, о снеге и воде.

Она мертва. И в этой строчке — боль.
Вода черна, и пахнет снег карболкой.
Там, где Вы нынче, очевидны соль
и смысл любви и смерти. Ну а толку?

Ноябрь, 2008
© Кира Черкавская

ЛИМЕРИКИ (в остервенении от работы)

Саша Пушкин однажды на бале

Повстречал Гончарову Наталью.

И сказал ей: «Ого!

Ты отнюдь ничего!»

И детишек они настрогали.

Раз Есенин слоняясь без толку

С босоногою встретился тёлкой.

Она старше была

И Серёге дала.

Но жалела потом втихомолку.

Маяковский с прекрасною Лилей

Часто вёл себя как простофиля.

Лиля ж скромной была:

Лишь с двоими жила,

Хоть могла обслужить эскадрилью.

Достоевский пристрастьем к рулетке

Был обязан крестьянке-старлетке.

Ах, Полина! Она,

И нежна, и страшна,

Федю трахала редко, но метко

Надышавшись туманов с духами

Блок мечтал о прекрасной, блин, даме.

По соседству нашёл:

Вышло — нехорошо.

Словом, Любочке жизнь испоганил

Белый Блоку однажды за Любу

Навернул основательно в зубы.

Этот дикий скандал

Весь бомонд смаковал:

Дескать, фи, как нелепо и грубо

© Кира Черкавская, 2008, "Гелеос"