(Иосифу Бродскому)
Я всё ещё не верю в пустоту.
Четверг прошёл. И пятница настала.
Двенадцать лет — ого! — как Вас не стало.
И дофига кто клонится к листу.
Средь них и я, признаться. Впрочем, Дантом
себя не ощущаю. Ну, уж нет!
Каким атлантом, квантом, фолиантом
или талантом залатать куплет?
Да ладно, бог с ним. Я же не об этом.
Тогда о чём? Ах, да, — о пустоте,
о времени, о языке поэта,
вещице, лужице, о снеге и воде.
Она мертва. И в этой строчке — боль.
Вода черна, и пахнет снег карболкой.
Там, где Вы нынче, очевидны соль
и смысл любви и смерти. Ну а толку?
Ноябрь, 2008
© Кира Черкавская
Я всё ещё не верю в пустоту.
Четверг прошёл. И пятница настала.
Двенадцать лет — ого! — как Вас не стало.
И дофига кто клонится к листу.
Средь них и я, признаться. Впрочем, Дантом
себя не ощущаю. Ну, уж нет!
Каким атлантом, квантом, фолиантом
или талантом залатать куплет?
Да ладно, бог с ним. Я же не об этом.
Тогда о чём? Ах, да, — о пустоте,
о времени, о языке поэта,
вещице, лужице, о снеге и воде.
Она мертва. И в этой строчке — боль.
Вода черна, и пахнет снег карболкой.
Там, где Вы нынче, очевидны соль
и смысл любви и смерти. Ну а толку?
Ноябрь, 2008
© Кира Черкавская