воскресенье, 4 февраля 2024 г.

* * *

                                                                     Саше

Одинокий носок! Потерял свою пару, бедняга.
Я сошью из тебя свитер кукле. И станет тепло.
Мне не нужно наград. Передайте медаль "За отвагу"
тем, кто позже поймёт, что любое насилие 
— зло


                                    © Кира Черкавская, январь 2024


четверг, 12 января 2023 г.

Утекает сквозь пальцы вода.
Замерзает, ломается, тает. 
Исчезает с земли без следа,
высыхая. И в небо взлетает

© 
Кира Черкавская, декабрь 2022 - январь 2023

понедельник, 2 июня 2014 г.

Реплика. № 17

— Для каждого у Бога свой язык.
И всякий с бесконечным Мирозданьем
беседует на личном диалекте.
Есть переводчики; секретари; слепые;
ассенизаторы и водовозы;
и те, и се; алхимики, масоны,
визионеры, мистики, глухие...
(что? нет-нет-нет: последний — не Бетховен))

© Кира Черкавская, 2 июня 2014

Реплика. № 16 (О метаморфозах и "нетерпении сердца"))

— Ты можешь куколку расковырять.

Но бабочку так не получишь.
И гусеничку не вернёшь.

© Кира Черкавская, 2 июня 2014

пятница, 21 марта 2014 г.

Реплика. № 15

 — и почему-то принято считать,
что все хотят любви. Но очевидно,
что, кто рождён на фронте, не всегда
осознаёт, что в мире есть иное:
ему лишь войны, битвы, кровь и пепел
приносят временное облегченье.

© Кира Черкавская, 21 марта 2014


четверг, 17 октября 2013 г.

* * *

 — Ты танцевать не можешь потому,
что ритм свой всюду слышишь. Тут —  другое:
тут нужно подчиниться. И забыть.
О том. О сём...
 — О чём?
 — Да обо всём.

© Кира Черкавская, 17 октября 2013

воскресенье, 5 мая 2013 г.

* * *


Нет ничего, что Бог не может,
и потому возможно всё.

© Кира Черкавская, 5 мая 2013

понедельник, 1 апреля 2013 г.

Целое


A jaka złoży się całość
Nie nam dochodzić, bo nikt z nas jej nie odczyta.*

Czesław Miłosz,  Sekretarze
Может быть, в конце времён
Завершённый текст поэтов
Развернётся в небосклон.
Зазвучит. Прольётся светом.

© Кира Черкавская, 1 апреля 2013
________________________________________
А какое сложится целое,
Не нам понять  — ведь никто из нас его не прочтет.
(Чеслав Милош, Секретари. Перевод с польского А. Базилевского)

воскресенье, 13 января 2013 г.

Возвращение. К Надежде. IV


Вы говорили, помните: «Не знаю,
любили мы друг друга или…» Или:
вы просто были. Просто так вы жили,
обнявшись накрепко. А «хунвейбинов стая
в округе рыскала, кольцо сжимая».
И вам насильно руки расцепили,
а души — не сумели. Не убили
ни память вашу, ни…. любовь (?). Читая
его стихи. И — вас. Опять. Я знаю,
что ничего не знаю
. Не решаю
за Вас. Любовь? Я преданность мечтаю
такую встретить. И дарить. Листая,
страницы ваши. Снова. Разрешаю.
Себе. Любить.
И правду говорить.

© Кира Черкавская, 13 января 2013

Монолог. Бурный :)

Ты хотела написать
быль про то, как жить нельзя;
как не следует любить;
что к мучениям ведут
отношенья, где один
для другого — героин;
и что вовсе не любовь —
эти страсть и эгоизм.

Вышла — сказка про любовь.
Про — нерасторжимость. Про
то, как двое против всех
подружились. И про смерть:
да, когда-нибудь умрут —
даже те, кто… даже… — все.

И который год подряд
ты опровергаешь свой
собственный — живучий — текст.
Жизнью он живёт — своей.
И ему-то — всё равно,
что ты думаешь о нём.

Мало ли, — Толстой хотел
осудить неверных жён, —
только вон что вышло. И
Анна всё ещё жива,
несмотря на поезда;
и на то, что Вронский – «гад»,
а Каренин – «супермуж».

А Ф. М.  хотел Христа
в Петербурге поселить.
Пастернак же — описать
отражение своё
в… В «the Mirror of Erised»…

Впрочем, кто чего хотел,
размышляя про сюжет,
из которого потом
выйдет то, что вышло, — не
так уж важно. – Вот о чём
этот бурный монолог :)

© Кира Черкавская, 13 января 2013

вторник, 8 января 2013 г.

Монолог. Внутренний


… но ужас перед старостью и смертью
порою обнимает самых храбрых.
Я чувствую, как ты его стыдишься
и потому так сразу не бросаю(сь)
в тебя, мой друг, словами утешенья.
Но есть иные способы. Я знаю.
И их найду. Слова. Но и не только.
Чтоб справился как можно меньшей кровью
ты с новой раной. С застарелой болью.

© Кира Черкавская, 8 января 2013.

воскресенье, 6 января 2013 г.

Триалог. Драматический :)


— Смотрю в глаза я страху своему…
— И что же ты там видишь? Поделиться
не хочешь? Неуютно одному,
наверное, с чудовищем возиться (?)
— С… чудо… С чем? С КЕМ? Да много ль знаешь ты
о прихотях судьбы! От маеты
своей со мной ещё не утомился?
К чему тут третий? О! давай-давай,
спасайся бегством! Farewell, bye-bye!
Ну, здравствуй, страх.
— Привет. Повеселимся?

© Кира Черкавская, 6 января 2013


четверг, 23 августа 2012 г.

Потерянное

Там было столько нежности, заботы,
давно хранимого взаимного тепла...
И было ещё что-то. Что-то... Что-то,
что только сказка сохранить могла.

И так в груди болело, кровь стучала
везде, где ей случается стучать.
Я силюсь вспомнить: от конца  — к началу.
Пока не зная, что хочу понять*.

И это чувство, что одолеваешь
и боль, и отчуждённость, и вину...
А  ты смеёшься, говоря, что знаешь
свой этот текст. И он был —  про войну.

* вариант - Стрела. И перстень. На сердце печать.
© Кира Черкавская, 23 августа 2012

пятница, 25 мая 2012 г.

Ещё Далог

 — Давай, спроси,  о чём стихотворенье.
 — Не буду. Ты же всё равно не скажешь.
Иль навыдумываешь вдруг такого...
...............................................................
вот! Это я спрошу тебя, пожалуй:
что в голове твоей?
 — Стихотворенье :)

© Кира Черкавская, 26 мая 2012

среда, 23 мая 2012 г.

Реплика. № 15

Проклятье. И благословенье.
Две стороны одной медали.
Тебе её авансом дали.
До битв, ранений и печали.

© Кира Черкавская, 23 мая 2012

среда, 9 мая 2012 г.

* * *

Нет конечно, ты не хотел
соглашаться, что это  игра.
Нет конечно, ты не желал,
соблюдать жёстких правил её.
Нет конечно, ты ничего
не мог знать про фантомную боль.
Нет конечно, ты не готов,
но согласен был проиграть.

© Кира Черкавская, 9 мая 2012

вторник, 24 апреля 2012 г.

Диалог

   Ты же не веришь в сказки?
  Отчего же?..
  И в Санта-Клауса?
  В Святого Николая?    
Конечно верю.
Даже без вопросов.
И даже верю в некоего  дядьку
(того, кто Николая с Кассианом
просил помочь и вытащить телегу),
которого Касьян послал подальше,
а Николай  —  помог:
Какие сказки!? :-)

© Кира Черкавская, 24 апреля 2012

среда, 11 апреля 2012 г.

* * *

«Не столь различны меж собой» А.Пушкин
«I'm just asking for grace and forgiveness» L.Marling

Два цвета. Бежевый и Синий.
Цвет Вечности. И цвет Вселенной.
Две части целого. За ними,
вокруг — мир. Бренный и нетленный.

И жар. И холод. Проникают
друг в друга. Становясь — иными.
Мучительно осознавая,
что это их судьба отныне.

Болезненность проникновенья
неотменима. Безвозвратны
утраты. А приобретенья,
быть может, поняты превратно.

Но это всё — совсем не важно.
Раз-, до- и пре-воплощенья
не избежать. И в капле каждой —
Благословенье. И прощенье.

© Кира Черкавская, 11 апреля 2012

пятница, 6 апреля 2012 г.

Love Story

Оттаивать так больно, если мёрз
годами. В недоверьи. В обороне.
И, гладя пледа мягкий тёплый ворс,
ты думаешь о ране. Об уроне,
который нанесёт тебе весна:
Не спрятаться ли снова? Впрочем, — поздно:
Уже смешался ветер из окна
с твоим дыханьем. Редким и морозным.

© Кира Черкавская, 6 апреля 2012

суббота, 31 марта 2012 г.

* * *

«Ты, Моцарт, бог...» А.Пушкин
«Do you ever wonder if there's something wrong with us?» S.Moffat

— Он трикстер.
— Да. И сам того не знает :)

© Кира Черкавская, 31 марта 2012

среда, 28 марта 2012 г.

Двое

Не играем, не танцуем танго
и в кафе подолгу не сидим.
Но я чувствую, как мой Хранитель-Ангел —
где-то там — беседует с твоим.

© Кира Черкавская, 28 марта 2012

вторник, 27 марта 2012 г.

Fairytale End

Он так старался, чтоб его драконы,
сорвавшись с ненадёжных поводков,
тебя внезапно сгрызть не попытались.
А вот не вышло. Ты же, запирая
скелеты в пресловутый шкаф, однажды
так перепрятал ключик, что буквально
он сам ему — взял да и прыгнул в руки.
И тут такое началось, что мало
остервененья вам не показалось.
И что? Да ничего. Живёте дальше,
выгуливая изредка драконов;
скелетам протирая их глазницы.

© Кира Черкавская, 27 марта 2012

Пара

........................................
.......................................
но смотрит он из-за кулис,
а ты... ты прыгаешь по сцене.

© Кира Черкавская, 23 марта 2012

четверг, 8 марта 2012 г.

Реплика. № 14

... но чувственность твоя не растворилась, —
на дно осела, годы продемала
и — выплеснулась странно и внезапно.
Какой ты извлечёшь урок — не знаю;
но осуждать теперь уже не станешь
неверных жён, расстриженных монахов,
безумных шахматистов, музыкантов,
поэтов, алкоголиков и нищих

© Кира Черкавская, 8 марта 2012

четверг, 1 марта 2012 г.

Голос III

Бывают голоса —
как эхо и как ветер;
как иволги в лесах
и как тоска о лете;

как шорохи листвы
сухой порой осенней;
как лёд; как головы
весеннее круженье;

как крылышек слюда,
что над рекой мелькает...
Но этот — как вода,
что всюду проникает.

И лёгкие твои
готовы разорваться.
Но хочешь ты... Любви.
И — смены декораций.

© Кира Черкавская, 1 марта 2012

среда, 29 февраля 2012 г.

Голос II

Ну, что ж ты, — привяжи
себя покрепче к мачте.
По водам виражи
накручивая, плачьте,
Сирены. — Он плевать
хотел на ваши вопли
(и бюсты), в душу мать,
чтоб все вы тут утопли.

Ну, что же ты, — залей
горячим воском уши,
чтоб песен канаре-
ек водяных не слушать.

Но им не заглушить
мучительный и дикий,
до дна твоей души
проникший, голос тихий.

© Кира Черкавская, 29 февраля 2012

понедельник, 27 февраля 2012 г.

Голос I

Привяжи себя к мачте,
залей уши воском,
зажмурь глаза,
закуси губу.
И увидишь под веками
синие сполохи;
во рту почувствуешь
привкус ржавчины;
грудь сдавит так,
что покажется,
будто рёбра трещат,
и ломаются.
Но он не утихнет,
останется
с тобой,
как далёкая музыка.
Будешь бредить им
до скончанья дней.
Ни инфернальный,
ни ангельский:
человеческих связок
дрожание.
Ни повторить,
ни избавиться.
Ни к чему тебе страдивариус.

© Кира Черкавская, 27—29 февраля 2012

суббота, 25 февраля 2012 г.

Реплика. № 13

...а у меня такое чувство, будто
мой самый близкий... главный человек
не умер, нет. — Уехал навсегда.
Туда, откуда — ни звонков, ни писем.

Туда ни самолётом не добраться,
ни на машине времени. — Никак.
Оттуда все другие шлют известья:
о том, о сём... о нём. Но — без — него...

© Кира Черкавская, 25 февраля 2012

четверг, 16 февраля 2012 г.

Реплика. № 11

Если бы только знал, как тоскливо здесь зимою.
Если бы ты только знал, — как тоскливо здесь.
Если бы. Хоть что-нибудь. Мог. Ты. Чувствовать., Мой ангел.
Если б ты умел любить, — ты б не смог дышать.

© Кира Черкавская, февраль 2012

суббота, 11 февраля 2012 г.

* * *

Я играю эту музыку и вижу твоё лицо.
Приложи морскую раковину к уху, — услышишь море.
Нет, его там нет. Но в мире масок, иллюзий и боли
я играю в эту музыку. И вижу — твоё лицо.

© Кира Черкавская, февраль 2012

понедельник, 26 декабря 2011 г.

***

Оставить все желанья. Замереть —
в покое, в равновесии — меж небом
декабрьским и землёю, ждущей снега.
Открыть все окна, двери отпереть…
Открыть все окна… Отпереть все двери…
Вне времени начала и конца.
Без страха… без… без тени недоверья…
Без недо-верья к замыслу Творца.

© Кира Черкавская, декабрь 2011.

суббота, 4 декабря 2010 г.

Реплика. № 11

Так и прожить, не прийдясь по нутру, ко двору.
Как воробей на морозном декабрьском ветру...

© Кира Черкавская, декабрь 2010.

среда, 24 ноября 2010 г.

Симор: Послесловие

«If you can’t, or won’t think of Seymour, then you go right ahead
and call in some ignorant psychoanalyst...»
J.D. Salinger: «Zooey»

Решили, что больна его душа
(не веря, впрочем, в душу ни шиша).
И нежную Психею залучили
в Бедлам...
Не вылечили.
Залечили

© Кира Черкавская, ноябрь 2010.

Diagnosis

Утром шёл снег. Hакануне
долгой зимы. Мы одни. Я,
слов не растративши втуне,
слушаю: Шизофрения…

Шорохи. Шелест. Шуршанье
крылышек хрупких, как иней.
Шепчут иные признанья
зевы шершавых Эриний.

Тест на безумие пройден?
Что же, прощай. До свиданья.
Вечное лето Господне
требует веры. И знанья.

© Кира Черкавская, ноябрь 2010.

воскресенье, 10 октября 2010 г.

Реплика. № 10

Так целились, что попадали,
Не в яблочко. Не в глаз, а в бровь.
И сплошь и рядом принимали
Сентиментальность за любовь.

© Кира Черкавская, октябрь 2010.

понедельник, 16 августа 2010 г.

Летнее

Запах ткани, измученной солнцем,
Растворился в прохладной воде,
По реке добрался до японцев,
И теперь он — везде. И нигде.

© Кира Черкавская, август 2010.

воскресенье, 25 июля 2010 г.

Саншая

Познанье начинается с сомненья.
Сомнение ж — ни знанье, ни незнанье.
И, уж конечно, вовсе не ошибка.
Так глаз на расстояньи неспособен
определить — столб перед ним иль стела.

© Кира Черкавская, 25 июля 2010.

воскресенье, 11 июля 2010 г.

Из «Леса чаньских изречений»

Речь тает на устах.
И мысль, исток свой осознав,
теряет смысл.

© Кира Черкавская, 6 — 8 июля 2010.

***

Одна и та же песенка по-разному звучит:
Идёт ли налегке певец, иль что-то там влачит.
Мотив и ритм, слова и смысл меняются в пути.
Идти и петь, идти и петь, идти и петь, идти…

© Кира Черкавская, начало июля 2010.

суббота, 26 июня 2010 г.

Реплика. № 9

На свете счастье есть. И есть любовь и мудрость.
(Покой и воля, впрочем, тоже есть).
Ты не встречал их? Позабыл о встрече?
Но это, право же, не основанье
Считать, что существует только то,
К чему сумел ты лично прикоснуться.

© Кира Черкавская, 25 — 26 июня 2010.

среда, 23 июня 2010 г.

***

Чёрный — цвет безнадежности.
Где ничего не родится.
Синий — безбрежности цвет.
Где невозможного — нет.
Иссиня-чёрное небо
Мне обещает — не знаю
Что. Но под ним ни к чему
Ни притворяться, ни лгать.

© Кира Черкавская, 23 июня 2010.

воскресенье, 20 июня 2010 г.

***

Все люди говорят на разных языках.
И в этом (тоже) суть изгнания из Рая.
Не ожидая зла (преодолев свой страх),
Бредёт свободный раб, тропинки разбирая.

А речь шумит рекой. И звёздами дрожит.
Горбушкою лежит в его худой котомке.
Столетьями он сыт ей. — Нищий Вечный Жид.
Один. Но не бежит. Ни предков, ни потомков.

© Кира Черкавская, июнь 2010.

воскресенье, 13 июня 2010 г.

Реплика. № 8

Вотще явился тебе Ангел-Проводник:
Слова запомнил ты, но понял их превратно.
Не оттого ль любовь темна, невнятна,
Горька… Тому, кто мягок и не вник.

© Кира Черкавская, май — 13 июня 2010.

четверг, 6 мая 2010 г.

Реплика. № 7

Не знать годами что к чему.
И вдруг — не вдруг — понять.
Почувствовать. Услышать. Тьму
Прошедших нанизать
Дней на верёвочку судьбы.
Рассыпать. Вновь собрать.
Увидеть: Никакого «бы»
Здесь не было. Сломать
Каркас строенья, чтоб иной
Соорудить приют,
Куда стремишься, как домой.
Где верят, любят, ждут.
Где не боятся ни черта
И ни глагольных рифм.
Где невозможна пустота.
Где жив Инфинитив.
Привет, мой Один, мой Ясон,
И Троя, и Улисс;
Мой Речи Дар, мой Небосклон,
И мой Тетрадный Лист.

© Кира Черкавская, 5 — 6мая 2010.

понедельник, 3 мая 2010 г.

Выкл. № 2: В темноте

Просто выключи свет.
Посиди в темноте.
Сигарета в руке.
А вторая — в стекле
амальгамном — глазком.
(Зеркало на столе)
Отражение?
— Да.
Повторение?
— Нет.

© Кира Черкавская, апрель — 3 мая 2010.

четверг, 29 апреля 2010 г.

Марихуана. Валенсии в утешение

Жила-была кошка. Её звали Маха
(от Марихуана). Нежный милый зверь.
Маха, из окошка выходя без страха
по ночам, летала. Ты уж мне поверь.

Махина Хозяйка долгою зимою
утешала Маху: «Вот тебе бекон.
Кончатся морозы, и картину Гойи
представлять мы станем, выйдя на балкон.

Маха соглашалась, головой кивая,
но ночных полётов тайну сохранив.
И с того балкона в первых числах мая
Маха стартовала. И — ушла в отрыв.

И Марихуаны не нашли в подвале.
На газоне тоже Махи не нашли.
А на небе кошку просто не искали.
Зря. Хуана стала Спутником Земли.

© Кира Черкавская, 28 апреля 2010.

среда, 21 апреля 2010 г.

Мой Арбат

Хорошо, что я тут больше не живу
Еле-еле удержавшись на плаву
Я сегодня здесь случайный странный гость
И в мозгу моём застрявший ржавый гвоздь
Вновь шевелится. Но боль уже не та
Вместо крови на ресницах пустота
На салфетке пара пятнышек чернил
Вместо слизи. Вездесущий Азраил
Накрывает проходящее крылом
Вот он — полный привидений старый дом
И другой, в чей прежних окон полукруг
С фонаря глядит повесившийся друг
А гуляющим прохожим невдомёк
Кто кому какой здесь преподал урок.
Слава Богу, мы тут больше не живём.
Да и не жили мы вовсе здесь вдвоём.

© Кира Черкавская, 21 апреля 2010.

понедельник, 19 апреля 2010 г.

Реплика. № 6

Не от литературы вовсе умер Гоголь,
А оттого, что гений отлетел.
И разрешенья ждавший у порога
Не захотел длить тела в мире тел.

© Кира Черкавская, 19 — 20 апреля 2010.

четверг, 15 апреля 2010 г.

The unconscionable treachery of fate*

Таксу взяли на притравку.
Там её погрыз енот.
И собачий мозг булавкой
Колет мысль: Фортуна жжот!

Так тоскливо собачонке:
Душу — тянет, нос — саднит.
Слёз полны её глазёнки:
Список горестных обид

Предъявить судьбе бы надо,
Но какой в том, право, толк:
Норы — таксина отрада.
К счастью и енот — не волк.

© Кира Черкавская, 13 — 15 апреля 2010.

* From «Le Monocle de Mon Oncle» by Wallace Stevens

четверг, 8 апреля 2010 г.

RV 548 и RV 576

Десять дней! Для весны — это целая жизнь.
Путешествие в край волхований.
И за бабочкой солнечный зайчик бежит,
Просияв от нежнейших признаний.

Крылья жёлтой крушинницы так веселы,
Золотою булавкою — лучик.
Дрозд приветствует их с полуголой ветлы:
Свищет так, чтобы ритм не наскучил.

Переходит легко из мажора в минор,
Покачнувшись на веточке хлипкой.
И грохочет из форточек рэпперов хор
И Вивальди гобои и скрипки.

© Кира Черкавская, 7 — 8 апреля 2010.

вторник, 6 апреля 2010 г.

Реплика. № 5

Как будто точно знаешь: в этой книге
Как раз и было то Стихотворенье.
Но, как ни силишься, не можешь вспомнить
Его и ни найти. И это душит.
И скручивает жилы, спать мешает,
И сушит мозг, и не даёт покоя…
И ты, как совершеннейший безумец,
И днём, и ночью — ищешь, вспоминаешь.
То в самых неожиданных предметах
Ты видишь на слова его намёки;
Иль ритм тебе его вдруг станет слышен
То в мрачном Малере, то в Моцарте прозрачном.
То рифма вдруг всплывёт из ниоткуда,
То фраза в разговоре двух прохожих
Покажется тебе его началом…

© Кира Черкавская, 6 апреля 2010.

четверг, 1 апреля 2010 г.

Реплика. № 4

Кузену
Ной был, конечно же, картезианцем
(Фигня, что мсье Ренатус сильно младше):
Зверушки были спасены в Ковчеге,
Построенном задолго до Потопа.

© Кира Черкавская, 1 апреля 2010.

вторник, 30 марта 2010 г.

Flute Quartet No. 1

М.Р.

«Безволие — преддверье высшей воли». Михаил Кузмин

Полупрозрачная пупырчатая дверь
Стеклянная. За ней — ни лиц, ни силуэтов
Не разглядеть: но лишь теплеют пятна света,
И флейты слышен звук. Что там за ней? Проверь.

Да, страшновато. Там, должно быть, белый конь,
Ковёр там -самолёт, растянутый над бездной,
Как паутинка льда в апреле (только тронь!)
И множество вещей как будто бесполезных.

Но как без них? Куда? Не жизнь — а маета,
Верченье белки в клетке, выбранной со вкусом.
И переплёт дверной подобием креста
В свидетели зовёт Младенца Иисуса.

© Кира Черкавская, 30 марта 2010.

суббота, 27 марта 2010 г.

* * *

Весна. Весна, а смена декораций,
Так иль иначе, требует усилья.
И в жанре романтических нотаций
Высвистывает птичка редондильи.

Предупреждает, и корит, и плачет,
Страстей перебирая список длинный.
А пёрышки её сердечко прячут
Средь влажных веток: голых и невинных.

© Кира Черкавская, 27 марта 2010.

Реплика. № 3

Где бы мы ни были… — Нет никакого «мы».
Если (а это случится) дойдём до точки
(Разом решатся вопросы сумы-тюрьмы),
За всё ответить придётся поодиночке.

То, что известно подушке твоей, никто
Здесь не узнает. Да мало ли, что лепечут
Губы во сне. И дрожание плеч пальто
Лишь уловило в тот тёплый весенний вечер.

Всё-таки… — Всё-таки не забывай меня,
Где бы мы ни были. Что бы там ни случилось,
Чёрная птичка в лучах вчерашнего дня
Вечным чириканьем к нам призывает милость.

© Кира Черкавская, 26 марта 2010.

четверг, 25 марта 2010 г.

Реплика. № 2

… Да, одиночество. Но сколь различны
Уединенье и от’единённость.
Внутри толпы становишься безличным.
Мой шар стеклянный! Лёд мой. Отстранённость

Моя хвалёная… Вы вновь пробиты.
Сквозняк развоплощенья в уши свищет.
И без ветрил старухино корыто
Летит в волнах. И счастия не ищет :-)

© Кира Черкавская, 25 марта 2010.

вторник, 23 марта 2010 г.

Хуана и Лавиния (Памяти Елены Шварц)

«Любовь — как соль, и ей всегда вредит
Как недостаточность, так и чрезмерность.»

Хуана Инес де ла Крус*.

Сестра Хуана ближе мне Лавинии.
Так же, как соль любви — дороже инея.
И разговор мой горестен с Хуаной
О той, чьё сердце — рана. Рана? Рана.
Прощай, Лавиния. Привет, сестра Хуана.
Что там — за линией огня, анжамбемана?
Какую соль вы обрели взамен
Страданий, трепета, иллюзий, перемен?

© Кира Черкавская, 23 марта 2010.

* Перевод с испанского Инны Чежеговой (Исп.: «… de aquel que de mi amor réditos cobra; / porque es la sal del gusto al ser querida: / que daña lo que falta y lo que sobra».)

суббота, 20 марта 2010 г.

Памяти Елены Шварц

«Не может, братия мои, смоковница
приносить маслины или виноградная лоза смоквы.
Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду»
(Иак. 3:12).
«И как соль, рассыпает Он по земле иней,
который, замерзая, делается остроконечным».
(Сир. 43:21).

Тебе читателя такого,
Как я, совсем не нужно было.
Твоё горячечное слово
Холодным ужасом по жилам
Моим текло. А стало — солью.
Кристаллом острым. Безотрадным.
Его я растоплю. Но — больно.
Так больно. Страшно. И досадно.

© Кира Черкавская, март 2010.

четверг, 18 марта 2010 г.

* * *

Розоватый мёд гречишный
Льётся на землю с небес.
Шорох, шёпот еле слышный.
Полукругом — зимний лес.

Здесь Война была. Теперь же
Мир мы заключаем тут.
И ни_что не будет прежним:
Облаками вдаль плывут

Обольщенья и надежды
(Кто там разбивает лёд?
Для чего закрыты вежды?).
Остаётся — только мёд.

Мёд поэзии, вобравший
Мёд вечерния зари.
Длится, длится день вчерашний
У Всегдашнего внутри.

© Кира Черкавская, 18 марта 2010.

Реплика

… но Жизнь есть жизнь: и подготовка к смерти —
Всего лишь часть назначенных заданий.
Прекрасна сакура, но в мире так_же есть
Бананы, помидоры и картошка…
Есть колос. Есть зерно. И есть мука.
Есть тесто пресное. И есть опара.
Маца, блины, багет... И каравай
Не непременно для себя печённый.
Моцарт и Mozart есть. И у него
Есть Реквием и есть Сороковая…

© Кира Черкавская, 18 марта 2010.

вторник, 16 марта 2010 г.

* * *

Отколупнув ракушечки со дна
Своей лодчонки, — понадёжней спрячь
От тех, с кем арифметика нежна,
Но кто не знает посложней задач.

Обломится пусть ноготь, и луна
Его ущерб на небе повторит;
И песенка — хоть хорошо слышна —
Не всё и не со всеми говорит.

© Кира Черкавская, 16 марта 2010.

понедельник, 15 марта 2010 г.

Парное

М.Р.

I. Почти Пародия

Не то, не это, не любовь, не ревность, —
Над нами торжествует — Повседневность
И разъедает всё, как кислота
Пространства-времени Чеширского Кота.


II. Разговор

— Всё тонет в повседневности.
— Поверь,
Отнюдь не всё: Кой-что да остаётся.
Пусть — спит, но — как от выстрела — проснётся
И вломится в незапертую дверь.

© Кира Черкавская, 15 марта 2010.

пятница, 5 марта 2010 г.

Ломоносовский, 14

Ползёт с карнизов снег подтаявший, и дом
Вздыхает о весне: Не нынешней — тогдашней.
И эхо смерти той, и тех рыданий гром
Живут и будут жить — в его имперских башнях.

Дом вспоминает их — тех женщин, что его
Построили. И тех, кто им служил конвоем.
И он хранит их слёз солёное тепло,
Не разделив его на «доброе» и «злое».

Надежды, трепет, боль, отчаянье и страх
И беспощадный мат, и тихий скрип зубовный
Хранит его кирпич. Они в его стенах
Как в жизни — сплетены. Как в смерти — безусловны.

Он пережил их всех. И нас переживёт.
Живучий монумент монстроидальной кладки.
И снова март придёт. И снова дом вздохнёт,
Отбрасывая тень на детскую площадку.

© Кира Черкавская, 5 марта 2010.

четверг, 4 марта 2010 г.

Март

Открылся вид на небо.
Наверное и путь.
Что взять с собою? Хлеба —
не выйдет
. Ну и пусть:
Возьму с собою парка
заснеженную гладь,
чтоб было летом жарким
на чём стишки писать.

© Кира Черкавская, 9 февраля 2010.

вторник, 2 марта 2010 г.

Камея

Я нашла её через (плюс-минус) почти столетие.
Но узнала не сразу. Она же меня приметила.
И пришлась по руке, по душе и по сердцу. По памяти:
Рим и траурный Лондон, Петрополь, Москва… Вместе нам идти.

Вместе в море вернуться и пеною стать и на гребне волн
К небесам взлетать. Ты — мой парус, а я… Я — твой утлый чёлн.
Я твой дом земной, ты в его окошках нездешний свет.
Исполненье сна. Вдохновение на остаток лет.

© Кира Черкавская, 2 марта 2010.

четверг, 25 февраля 2010 г.

* * *

«В нашей дести листов по двести». Пословица

Да, весна, должно быть, близко.
Её знаки — там и тут:
Клочья порванной записки —
Льдины по реке плывут.

Полностью стишок, который
Разметала эта десть,
Мы с тобой, дружок, не скоро
Удосужимся прочесть;

И за горизонт уносит
Строфы быстрая вода:
Там никто тебя не спросит,
Что такое «никогда»

© Кира Черкавская, 25 февраля 2010.

понедельник, 22 февраля 2010 г.

* * *

Заваливает снегом город.
Остановившись, — сам сугробом
Становишься: Пологим гробом
Иль коконом. Из них — которым
Ты чувствуешь себя: изгоем
(Изгнанником) или героем
Очередной метаморфозы —
Твой выбор, выход из мороза
Зимы

© Кира Черкавская, 22 февраля 2010.

пятница, 19 февраля 2010 г.

* * *

Узнай меня, прошу,
По бороздам тетрадным
Вослед карандашу
Бредущий своенравно.

Парадных и лачуг
Приоткрывая двери:
Здесь — поборов испуг,
Там — встретив боль потери.

Узнай среди иных,
Средь прочего. Другого.
Услышь. Мой голос тих.
Но он — живое. Слово.

© Кира Черкавская, 18 февраля 2010.

суббота, 13 февраля 2010 г.

Лизе. Девять лет назад: I

«Хорошо бы собаку купить». И. Бунин
«Кто чувствовалъ, того тревожитъ / Призракъ не возвратимыхъ дней:..» А. Пушкин

С собакой одиночество вдвоём
вернее и честней, чем с человеком,
что приходил в мной выдуманный дом —
Элизий с Прозерпиною-калекой.

© Кира Черкавская, 9-13 февраля 2010.

среда, 10 февраля 2010 г.

Лизе. Девять лет назад: II


«А то, что очевидно для людей,
собакам совершенно безразлично.
Вот это и зовут: “собачья верность”»
И. Бродский


Чашка кофе, три сигареты и лень — оставлять постель.
Длит февраль за окном зиму: иней плюс «снег, метель».
Потихоньку светлеет: Пора выходить, однако
(расширять — пространство и время — делить), с собакой.

© Кира Черкавская, 9 — 10 февраля 2010.

пятница, 5 февраля 2010 г.

Вчерашний Пейзаж

Смотри, — видишь, время замедлило бег
(Б.Л.Пастернаку — привет):
Кружится, на землю не падая, снег
под небом, которого — нет.

© Кира Черкавская, 4 февраля 2010.

воскресенье, 31 января 2010 г.

ОЧ от КЧ

Спросила просто: «Что тебе по сердцу
(иль по сердцу)?» И — сдвинула клише.
И отворилась потайная дверца:
Чтоб выпустить всё, что не по душе.

© Кира Черкавская, 31 января 2010

понедельник, 28 декабря 2009 г.

Mitsouko

Той зимой, в декабре
она стала ко мне добрее.
Я скорее смогу умереть,
чем понять почему. — Скорее

я смогу забыть
маслянистой фруктовой розы
горьковатый запах. Забыть
её грусть и слёзы.

И любовник, и муж
поклялись ей в любви «до гроба».
Но — война: И послуш-
ные долгу погибли оба.

Одного в гробу привезли.
А второй — далёко
от её земли
спит в могиле своей глубокой.

И что нужды в том,
кто из них победил в войне той,
раз любви их дом
опустел. — Никого в нём нету.

В декабре, зимой
она стала со мной помягше:
делит груз со мной
грусть-печали своей всегдашней.

© Кира Черкавская, декабрь 2009

вторник, 24 ноября 2009 г.

* * *

Кто жил и мыслил (хоть немножко)
Средь шестимесячной зимы,
Тот знает — мы живём в матрёшке:
Тюрьма в тюрьме внутри тюрьмы.

© Кира Черкавская, 22 — 23 ноября 2009

пятница, 13 ноября 2009 г.

* * *

Les cendres de Claes battent sur mon coeur

Возвратный путь всегда короче
И сквозь метель, тайгу и жуть
Твой «смешанный» вагон грохочет:
«Не-по-за-будь-не-по-за-будь».

И непривычный воздух воли
Тебе теснит больную грудь,
И сердца стук колёсам вторит:
Не позабудь. Не позабудь.

Ты одолеешь искушенье:
Ты победишь себя — опять.
И воплотишь своё решенье
Не забывать. Не забывать.

И ты расскажешь нам об аде,
Которого не стоит знать.
Теперь и я, к твоим тетрадям
Клонясь, решу — не забывать.

И тёплою московской ночью
Озноб мне не даёт уснуть:
И ваша кровь в висках грохочет:
«Не-по-за-будь-не-по-за-будь».

© Кира Черкавская, ноябрь 2009

четверг, 10 сентября 2009 г.

* * *

Я наконец расслышала твой голос,
Раскрыв давно подаренную книгу.
И повстречала в ней своих знакомых:
И собеседников, и чужестранцев.
Стихи ведь не кроссворд и не шарада,
А хлеб и воздух — краденый и горький:
Но непременно реет (г)альциона
За кораблём замостьинского гостя.
И зрячим пальцам много здесь работы,
Но чуждый ритм дыханье мне сбивает.
Я пробую на вкус и цвет твой голос:
В нем много нежности, но мало силы.

© Кира Черкавская, август 2009

понедельник, 17 августа 2009 г.

Марина

Обернулась сорокой.
Чрез решётку окна улетела.
И охрану до срока
Сняли с бедного нищего тела.
В этой странной стране
Все царям — без разбору холопы.
Ты не знала, что в ней
Нет дорог, а звериные тропы
Не приводят к жилью.
И вожатых твоих погубили.
В непричастность твою
Не поверили. В братской могиле
Приготовили место.
И что-то там впрямь закопали.
Только что — неизвестно.
И где. Сколько бы ни искали.
Ни друзьям, ни врагам
За тобою лететь — не по силе.
Все они уже — там...
Всё же ты с ними встретилась? Или...
Или так и живёшь
В своём ведьминском птичьем обличьи:
Смотришь, как ни за грош
Расстаются с дешёвым величьем
Властелины судеб;
Видишь, — как среди ночи сорочьей
Плесневеет твой хлеб,
Воздух твой... И вмешаться — не хочешь

© Кира Черкавская, первая половина августа 2009

вторник, 21 июля 2009 г.

Надежда I: Вторая Книга

О, всех времён мечты девчачьи!
Разруха — не помеха им:
Над «голубой лисичкой» плачу...
Над Вами. С ним. Над вами с ним.

И над ровесницею Вашей —
своею бабушкой, семьёй
своей. Жесток и страшен
Урок страны моей родной.

© Кира Черкавская, июнь — 21 июля 2009

Надежда II: * * *

Здесь нет никакого народа:
Все скрепы распались давно.
Лишь жиденькой речи разводы
Пятнают полей полотно.

Венчали. Затем — раз-венчали.
Молчали. Венчали с-нова.
И мысли в мозгах заскучали.
И в глотках засохли слова.

И вот по убитым равнинам
Мутант-недоносок ползёт.
И в битвы не верят мужчины.
И жён проливается мёд.

© Кира Черкавская, 4 — 6 июля 2009

Надежда III: * * *

Всё меньше тех, кто боль твою — своею
Назвав, готов за всё держать ответ:
Ведь прошлое со временем бледнеет,
И пролитая кровь теряет цвет
.

© Кира Черкавская, 11 августа 2009

воскресенье, 14 июня 2009 г.

К * *

Я говорю. Но ты не хочешь — знать.
Ты хочешь видеть — рябь равнины моря.
И гул глубин, что горним вихрям вторят,
Комфортную не потревожит гладь.


© Кира Черкавская, 13 — 14 июня 2009.

четверг, 4 июня 2009 г.

Имена

«Ihr Name hat es gewollt, und Sie haben den Namen gewählt»
Zwetajewa — Rilke

«Мы выбираем наши имена»...
Или они — нас, всё же, — выбирают?
Так боги (с?) нами в шахматы играют,
Где ларчик — и без крышки, и без — дна.

© Кира Черкавская, 3 — 8 июня 2009.

понедельник, 1 июня 2009 г.

Ни заботы, ни труда...

Дрожит серебряное пёрышко
Дрожит серебряное горлышко
И рифм серебряные зёрнышки
пронизывают мир — до донышка

Оправдывает бренность — речь. Её
Хранителям бояться — нечего.
Ни смерти нет, и ни забвения —
для Ритма. И для Вдохновения.

© Кира Черкавская, май 2009.

суббота, 30 мая 2009 г.

Ученица III: Scribo

Продышаться чтобы (не — продать,
не — понравиться, не — приглянуться).
Выдохнуть, во-влечься, не-проснуться...
И всё выше ноту (нотой!) брать.

© Кира Черкавская, 30 мая 2009.

пятница, 22 мая 2009 г.

Ученица. II: Твои Слова

Любила. Знала. И забыла
Надолго — на
Полжизни. Их стихии сила
Дошла — до дна
Души моей: И угнездилась,
И дарит — плод.
И то, о чём всю жизнь молилась —
Произойдёт.

© Кира Черкавская, 21 мая 2009.

четверг, 14 мая 2009 г.

Ученица. I: «Préjugé»

I haven’t learned yet to speak as I should, calmly. Czesław Miłosz

Примериваю втуне твой корсет:
Он грудь теснит, а в талии свободен?
А! В самый раз! Когда другого нет
щита от черни: бездарей, уродин
безмозглых — беспонтовых этих Мил
Смирновых… «Мал и мерзок»??? Как же Пушкин,
писав о Байрона записках прав! — И был,
и остаётся. — Медные полушки
всё режут свою правду: Золотой
у них покрыт вонючею коростой…
Позволь мне — Ученицей! — за тобой
чрез все века… Брести? Лететь! Непросто,
но весело и жутко — быть… Щитом.
Мечом. Плащом. Кольчугой. Отголоском.
Собою. Сплошь исписанным Листом.
И девочкой — ничьей — темноволосой.

© Кира Черкавская, 8 — 9 мая 2009.

среда, 6 мая 2009 г.

* * *

Я не пишу стихов. — Созвучья своевольно
приходят вдруг. — Средь снов и тишины.
И даже те, что были сожжены,
вдруг возвращаются порой. — Смешно. И больно.

© Кира Черкавская, 1994 (?) — 2009.

воскресенье, 3 мая 2009 г.

ФД. I: Взрослое

Здесь хмурый лес деревню сторожит.
Пространство здесь парализует волю.
Здесь под камнями боль моя лежит:
Живёт. Не умирает поневоле.

Здесь о прошедшем позабыть нельзя:
Две ели глаз затягивают в омут.
И ветер плещет, утлый дом неся
от одного не-бытия — к другому.

© Кира Черкавская, апрель 2009

ФД. II: Детское

Выздоравливай, Дружочек, не болей,
не грусти. Набухли почки тополей.
Скоро будет настоящая весна.
Скоро ты у нас останешься. — Одна.

Разлетятся Брат и Сёстры — кто куда:
по соседству и в другие города.
Будем видеться мы с ними — иногда.
Ты — останешься со мною. — Навсегда.

Выздоравливай. И больше не болей.
Скоро-скоро снег совсем сойдёт с полей.
И начнётся настоящая весна.
И острее станет давняя вина.

Но и крепче будет — верная любовь.
Рюкзачок к отъезду в отпуск приготовь.
И отправимся с тобою мы туда,
где слезы прозрачней талая вода.

По-над лесом там две ёлочки растут.
Мы задержимся у них — на пять минут:
Я причину тебе вряд ли расскажу.
И у камешков тихонько посижу.

Там — под ними — глубоко запрятан страх.
Человек — не Бог. Не всё в его руках.
Но об этом знают Люди. А тебе —
не дано, Малыш, противиться Судьбе.

Выздоравливай, Дружочек, не болей,
Нам подарит жизнь немало светлых дней.
О конце не стану думать я пока.
Так весна твоя прозрачна и легка.

© Кира Черкавская, апрель 2009

суббота, 4 апреля 2009 г.

Производственное

Сколько же прекрасных книжек издается!
Сколько ж издается всякого говна!
И душа рыдает, и душа смеется!
Крыша улетает, текстами полна!

© Кира Черкавская, 2009, «Гелеос»

пятница, 3 апреля 2009 г.

Ленке

Из окна твоего — небо.
Никогда не скажу: «Мне бы...»
Хотя дряни подлил бармен,
мне не нужно чужой — «кармы».

Хоть в окошке моём — крыши,
а в шкафу платяном — мыши,
Может, где-то — в иной жизни —
Будет солнечно. Ты — свистни,

если вдруг там меня встретишь
и узнаешь (на Том Свете,
иль на Этом — в другой коже.
Кто заранее знать может?)

Словом, если меня снова
повстречаешь, — одно слово
ты скажи (через все Стиксы
я услышу, пойму): «Трикси».

И пароль этот твой славный
мне позволит Судьбы давней
разбросать и собрать камни.
И увидеть, какой — главный.

Впрочем, всё и не так может
быть. И Бог с ним. Но мы, всё же, —
не какие-то там белки
в Колесе. Циферблат, стрелки —

не убийцы, раз слов тайной
мы владеем. В краю дальнем
будем снова с тобой — вместе.
Да, банально, что «мир тесен»,

но родных забывать — нам ли
и друзей — нам душой равных?

И сквозь Леты туман сизый
я отвечу тебе: «Лиза».

© Кира Черкавская, март — 2 апреля 2009

четверг, 19 февраля 2009 г.

* * *

«Там, думал, и умру — от скуки, от испуга» И.Б.

От скуки. От тоски.
В предчувствии испуга.
От дружеской руки
(скорее тут — по-друга:

у них порой в чести —
убить — и не заметить).
От тяготы пути
в метель — с мечтой о лете.

От тщетной суеты.
От толчеи вокзальной.
От затхлой духоты
в квартире коммунальной.

От… Впрочем, и одной
достаточно причины.
Тот, кто еще живой,
умел менять личины.

Не приспособлюсь я —
никак. Судьбе спасибо,
Что мой тотем — змея.
Змея. Мимоза. Рыба.

© Кира Черкавская, 18 февраля 2009

вторник, 10 февраля 2009 г.

* * *

Лицо моё, лицо!
Не потерять тебя бы.
Я видел столько раз,
как превращалось в жабу
прелестное вполне
и милое созданье. —
Так проверяет нас
на вшивость мирозданье.
Зане его Творцом
мы созданы — вчерне.

© К.Ч., 9 — 10 февраля, 2009

среда, 4 февраля 2009 г.

Встреча

Ты — моя муза лихая.
Зубодробителен — ритм.
Годы идут (не считаю):
с каждым — все меньше болит.

Кудри — седые! (о, Боже!))
Прежний — рассеянный — взгляд.
Да уж, — мы были моложе.
Лучше? Вот это — навряд.

© Кира Черкавская, 4 февраля 2009

воскресенье, 1 февраля 2009 г.

Моему флорентийскому кувшину

And the crack in the tea-cup opens
A lane to the land of the dead

W.H.Auden

Так долго прожил с трещиной, что мне
казалось, что иного и не будет.
Теперь сухой твой остов на окне
Напоминает и тревожит... Будит...
Но не обнимет больше никогда
серебряную ложечку вода.

© Кира Черкавская, 1 февраля 2009

пятница, 30 января 2009 г.

Двухтомник Дневников Мура

                                                                М.Ц.

Край крыши. Крюк. Иль Камы брег крутой...
Отказ. Побег. Прощай. И — Бог с тобой!
А отпрыск твой — пророчеств страшен плен —
вослед тебе: сквозь голод, холод, тлен.

Но смерти нет, для тех, кем жив язык:
читаю я — с конца — его Дневник.
Смешно и жутко. Кончен том второй.
Не верь. Не бойся. Первый — предо мной.

© Кира Черкавская, 29 — 30 января, 2009

вторник, 27 января 2009 г.

* * *

Лихорадочно листаю.
Лихорадочно дышу:
Лихорадочно читаю.
Лихорадочно пишу.

Лихо! Радуешься? Рано.
Лихорадит не впервой.
— Хуже заживают раны,
и неладно с головой.

— Разве раньше было ладно?
— Было. — Было так и сяк.
Мир внутри — колюче-ватный.
Мир снаружи — кавардак.

Но покамест я летаю,
головой клонясь к листу.
Что сумею — то узнаю.
Что успею — то прочту.

— Об ином мечтать… — Мечтаю.
Льда хрустящею слюдой
таю. Таю. Таю. Таю.
Таю. Становлюсь водой.

© Кира Черкавская, янарь 2009

понедельник, 29 декабря 2008 г.

Рождественское

В обиде тесноты
иду на глубину.
Подгнившие листы
я за собой тяну.

И буковок ряды,
прилипшие к листу,
под зеркалом воды
уходят в темноту.

С другой странички глас-
ных оторвался рой.
И утонувший глаз
их видит над волной.

Они летят, летят
над амальгамой вод,
похожи на утят,
что в тучах видел тот

венецианский дож —
неисцелимый. Иль
тот чех, что в снег и дождь
к затону приходил.

Следить за гладью вод
теперь иных черёд:
всегда найдётся тот,
кто пёрышко найдёт.

© КЧ, декабрь 2008

понедельник, 8 декабря 2008 г.

IN MEMORIAM

Если бы я была твоей собакой,
была твоей собакой — стильной умной таксой,
я бы, конечно, любила жрать какашки
и тухлые объедки подбирать.
Я в нору лезть нисколько б не хотела,
не очень-то хотела на выставки таскаться.
И обходя преграды и запреты,
в постель бы забиралась по ночам.

Короче, я была бы жуткой сукой,
упрямой хитрой сукой. Сердя тебя ужасно,
я на тебя бы смела огрызаться,
а на чужих рычала б только так.
Если бы я была твоей собакой,
была твоей собакой — нам бы пришлось непросто.
И не хочу я быть твоей собакой,
Довольно мне, что я — твоя жена.

5 — 7 декабря 2008
© Кира Черкавская

пятница, 28 ноября 2008 г.

* * *

(Иосифу Бродскому)

Я всё ещё не верю в пустоту.
Четверг прошёл. И пятница настала.
Двенадцать лет — ого! — как Вас не стало.
И дофига кто клонится к листу.

Средь них и я, признаться. Впрочем, Дантом
себя не ощущаю. Ну, уж нет!
Каким атлантом, квантом, фолиантом
или талантом залатать куплет?

Да ладно, бог с ним. Я же не об этом.
Тогда о чём? Ах, да, — о пустоте,
о времени, о языке поэта,
вещице, лужице, о снеге и воде.

Она мертва. И в этой строчке — боль.
Вода черна, и пахнет снег карболкой.
Там, где Вы нынче, очевидны соль
и смысл любви и смерти. Ну а толку?

Ноябрь, 2008
© Кира Черкавская

четверг, 20 ноября 2008 г.

ЛИМЕРИКИ (в остервенении от работы)


Саша Пушкин однажды на бале
Повстречал Гончарову Наталью.
И сказал ей: «Ого!
Ты отнюдь ничего!»
И детишек они настрогали.


Раз Есенин слоняясь без толку
С босоногою встретился тёлкой.
Она старше была
И Серёге дала.
Но жалела потом втихомолку.


Маяковский с прекрасною Лилей
Часто вёл себя как простофиля.
Лиля ж скромной была:
Лишь с двоими жила,
Хоть могла обслужить эскадрилью.


Достоевский пристрастьем к рулетке
Был обязан крестьянке-старлетке.
Ах, Полина! Она,
И нежна, и страшна,
Федю трахала редко, но метко


Надышавшись туманов с духами
Блок мечтал о прекрасной, блин, даме.
По соседству нашёл:
Вышло — нехорошо.
Словом, Любочке жизнь испоганил


Белый Блоку однажды за Любу
Навернул основательно в зубы.
Этот дикий скандал
Весь бомонд смаковал:
Дескать, фи, как нелепо и грубо


© Кира Черкавская, 2008, "Гелеос"

среда, 2 января 2008 г.

Осень

«Она жива еще сегодня, завтра нет»
Пушкин


Нам дарит осень кряду
Неделю светлых дней:
Отменная награда
За длинный шлейф дождей

И провожая лето,
Под солнцем — наконец! —
Блистает лес, одетый
В сомнительный баргец.

И бабочками листья
Кружат перед окном
Им, как собакам, свистнем
Запустим стайку в дом

Они начнут носиться
Над тёплою плитой
Расцветит наши лица
Их отблеск золотой

Их бешеная полька
Нам скрасит эти дни
Не вспоминать бы только,
Что мёртвые они

Сентябрь — декабрь, 2007
© Кира Черкавская, 2007

воскресенье, 25 марта 2007 г.

Апрель

«Не кончается время тревог, но кончаются зимы»
Иосиф Бродский


Скоро снова апрель. Снег сошёл уже с нашей поляны
Солнце прямо над ней — нашей Африкой в центре Москвы
И мартышкам-собакам всё это не кажется странным
Они рады приветствовать время зелёной травы

Всех и было забот: убедиться, что камешек в ямке
ловко спрятанный осенью, в полной сохранности ждёт;
да проверить нору, где под ёлкой у края полянки
в темноте под корнями бесстрашная мышка живёт

Что им суть перемен в толчее на пиру Мнемозины
Что им время тревог, раз закончились вновь холода
Что им прежний апрель, что им прежние вёсны и зимы…
День рождения твой. Скоро. Скоро апрель. Как всегда

25 марта 2007
© Кира Черкавская, 2007

© Журнал «DACHSHUND. ЛЮДИ И ТАКСЫ», [1] Сентябрь 2007 / Autumn 2007

суббота, 10 марта 2007 г.

День рожденья. Именины

Было время — собиралась
под забором умереть
Ничего, жива осталась —
Знать, судьба котлеты греть,
наряжаться в бриллианты,
жемчуг, шелк и кружева
Вволю пестовать таланты
примерять на шляпки банты
и изображать ваганта:
«Жизнь по-прежнему права»

Солнце светит по-другому,
Хоть покамест холода
Предвесенняя истома —
Повод вспомнить про года:
Как тянулись, как бежали,
Как тащились, как ползли,
Как неслись, как пролетали,
протекали, мчались, шли…

День рожденья, именины:
в сорок третий раз капель
А года всё мимо, мимо…
— Отчего же мимо? В цель.

Начало марта 2007
© Кира Черкавская

вторник, 5 декабря 2006 г.

Мы придём

Приходи домой погреться
Не беда, что холода
Твоё место в моём сердце
не остынет никогда

Твоё место в доме нашем
(Halloween здесь круглый год)
ждёт тебя. Ему не страшен
перемен круговорот

Приходи в любом обличьи:
тенью сумеречной, сном,
приходи под щебет птичий
летним утром, зимним днём.

Приходи проведать здешний
мир. И нас. Мы любим, ждём.
И когда-нибудь, конечно,
сами мы — к тебе — придём.

© Кира Черкавская
5 декабря, 2006

суббота, 2 декабря 2006 г.

Чёрная Вода

Ты приснишься на рассвете:
не утешишь, не простишь,
на вопросы не ответишь,
ничего не объяснишь

За окном пейзаж невзрачный
обещает холода
Неподвижна, непрозрачна
горя черная вода

© Кира Черкавская
25 ноября — 2 декабря, 2006

понедельник, 6 ноября 2006 г.

Наступает зима

Наступает зима. По ночам на асфальте не тает
Мрамор пятнышек снежных, и серое утро пестро.
Лист пожухлый последний над тихим двором пролетает,
Как потерянный осенью Шут из колоды Таро.

Наступает зима. И рука календарик листает
От начала к концу, и обратно, и снова сюда,
Где на всё, что случилось, зачем-то зима наступает.
И на то, чего больше не будет уже никогда,

наступает зима. В изменившемся парка пространстве
Все привычные звуки теперь по-другому слышны.
Но бубенчик звенит с прежней нежностью и постоянством
На ошейнике маленькой таксы среди тишины.

© Кира Черкавская
Октябрь — 6 ноября 2006
.
© Журнал «DACHSHUND. ЛЮДИ И ТАКСЫ», [1] Сентябрь 2007 / Autumn 2007

понедельник, 20 марта 2006 г.

Стансы

Таксятники! Коллеги!
Мы пережили зиму!
Волшебные погоды
об этом так и шепчут,
«народные приметы»
об этом голосят.

Весна пришла!
И таксы
мгновенно обалдели
от буйных ароматов
тухлятины, лежавшей
под снегом с ноября.

И всё вокруг сияет
и счастье обещает,
и всё плывёт, и тает,
и красками играет…
И всё — в дерьме собачьем
и в метках кобелей.
А также — сучек течных,
желающих романов,
на жопу приключений,
подарков, путешествий,
романтики и секса,
свиданий и цветов!

И хочется в кофейне
сидеть (а не работать). —
Сквозь вымытые стёкла
смотреть, как «пешеходы
по лужам неуклюже»…
Эээ… Скачут, — не «бегут».
И автомобилисты,
забившие на мойку,
в заляпанных машинах
по направленью к Центру
(а, может быть, и «к Сванну»)
по Пятницкой ползут.

И хочется за кофе
чудесных понастроить
невероятных планов
на будущее лето,
ничуть не сомневаясь,
что сбудутся они.

И хочется чулочки
надеть взамен колготок,
а с ними — кружевное,
французское… Нет, лучше
с шитьём английским… Впрочем,
Об этом — тет-а-тет…

А кружево, однако, —
«главнейший тренд сезона»,
а белый цвет — ведущий
в коллекциях последних.
И это вдохновляет
на новые свершенья.
Короче, стоит срочно
весенне-летних,
в рюшах, легчайших
и прозрачных
одёжек накупить…

И нужно непременно
скачать на флэшку «POGUES»,
чтоб Shane MacGowan в уши
сипел про грязный город,
про «Грязный Старый Город»,
где встретил он любовь.

18—19 марта 2006
© Кира Черкавская

понедельник, 10 октября 2005 г.

Doctor L. I: Про Болезнь Собаки и Ветеринарного Врача

Это просто война. Ты в ней просто заложник. — Солдатик.
Нужно выстоять просто. Надо просто дожить до утра.
Командир налету обветшавшее знамя подхватит:
«Без команды не падать! Нам сдаваться ещё не пора».

Мы поверим ему. По-собачьи ему доверяя,
слепо верим в победу. Нам просто иначе — никак.
И впервые не думая, мы ничего не теряем, —
поверяя приказами каждый свой крошечный шаг.

Он подарит тебе день рожденья второй. Отвоюет
твоё право на жизнь. И подарит тебя мне опять.

В мирных буднях о том, кто судьбу тебе дарит вторую,
мой спасённый солдатик, не следует нам забывать.

09.09.2005
© Кира Черкавская

© Журнал «DACHSHUND. ЛЮДИ И ТАКСЫ», [1] Сентябрь 2007 / Autumn 2007

воскресенье, 9 октября 2005 г.

Doctor L. II: Осень

Как сохранить, не забыть эту осень?
Память, как мало ты можешь! Как мало.
Как сделать так, чтоб я не расплескала,
Не растеряла… А после — не стала,
Тихою сапой снимая вопросы,
Что-то домысливать. Время уносит
Всё. — Оставляя провалы и тайны.
Памяти четырёхмерные файлы
Так ненадёжны (Ах, Пруста печенье!:-)
Просто хочу, чтоб со мною осталось
всё, что той осенью с нами случалось. —
Каждая самая малая малость…
Запах желанья и вкус наслажденья

© Кира Черкавская
06.10.2005

суббота, 8 октября 2005 г.

Doctor L. III: Тридцать девятый трамвай

Поверить не могу, что вновь пишу,
как дышится, — без всякого напряга
И доверяю жизнь карандашу,
и всё равно, какая есть бумага —
Трамвайный мне талончик подойдёт,
где втиснется созвучий вереница —
Стишок рождается, пока трамвай ползёт
на Юго-Запад чокнутой столицы.

Мне не мешают гул и толкотня, —
свою бы не проехать остановку.
Волшебный Доктор вылечил меня.
Как? — Не скажу. Но очень… Очень ловко

08.10.2005
© Кира Черкавская

пятница, 7 октября 2005 г.

Doctor L. IV: «Перенос»

Влюбиться во врача — не штука
Любой, кто в венскую науку
хотя б однажды сунул нос,
надменно скажет: «Перенос!»

Допустим, перенос. — И что же?
Раз на влюблённость так похоже
И я стиховины строчу
Ветеринарному врачу

16.09.2005
© Кира Черкавская

четверг, 18 ноября 2004 г.

Лизе

Знаешь ли ты, моя радость, что скоро зима?
Знаешь? — Есть осень у лета, у света есть тьма…
Знаешь ли ты, — за банальностью прячется факт —
голый и грубый, галдящий не в лад и не в такт.

Знаешь ли ты, сколько раз мы встречали весну?
Знаешь ли ты заскорузлую мудрость одну:
может и есть там, за радугой, рай золотой, —
Но проверять торопиться не стоит. Постой…

Осень кончается. Скоро — зимы круговерть
Знаешь ли ты, что за жизнью последует смерть?

© Кира Черкавская
13—18 ноября, 2004

воскресенье, 10 октября 2004 г.

Remarque

Книжка из детства: дымок папиросы,
нежно контральто лелеет мотив…
Сердце сжимали сомненья, вопросы
И отпустили, любви уступив

Только остался наивный по-детски
тот — без ответа и смысла — вопрос
Чуть хрипловатый — из книжки немецкой —
голос его нам с тобою принёс

Что нам с тобою вопросы и тайны! —
Звезды сложились и карты легли
правильно. Это отнюдь не случайно
Но «Как же мы жить друг без друга могли?»

© Кира Черкавская
07.10—10.10.2004

четверг, 30 сентября 2004 г.

Нескладушка-Ода Немецкому Народу

Есть у каждого народа
достиженья. Есть такие
и явления, и вещи,
имена которых — символ
той страны, — откуда родом.

Франция — сыры и вина,
импрессионизм и башня,
ненавистная французам…
А Италия — спагетти,
Чехия — напиток пенный,
Чай — Китай. Россия — спутник,
перестройка и матрёшка….
Этот список можно долго
продолжать. Но суть не в этом.

Пафос этих нескладушек
в том, что у страны тевтонских
рыцарей, собора в Кёльне,
Рейнского, колбас баварских…
Символ есть такой, что право —
«Посильней чем «Фауст» Гёте».

Что за символ это? — ТАКСА!
Друг, охотник и охранник…
«Три во одном»? — Гораздо больше.
Ум и храбрость — не по росту
велики. Мудрец! Добытчик!
Утешитель — в горе. В счастье —
Компаньон. В лесу, и в поле,
на диване или в ринге —
Всюду к месту это чудо
расчудесное. А места
очень мало занимает.
Да и ест совсем немного. —
Этим тоже отличился
ум рачительный немецкий, —
склонный к широте на малой
территории, он создал
Разновидностей немало. —
Девять штук в одной породе! —
По размеру и по шерсти —
выбирай, кто сердцу ближе —
Длинношёрстный Карлик, Гладкий
Кролик, или Жёстик —
хошь — стандарт, а хочешь — миник.
Каждый из девятки — такса!
И окрасов тоже много:
Одноцветные, с подпалом,
Пёстрый-мраморный… И шёрстка
аккуратненько линяет. —
Нет такого, чтобы в шерсти
были все ковры и кресла.
Обучаема, послушна
и нежна — коль с уваженьем
будет к Таксе относиться
Осчастливленный Хозяин.
Темпераментна, игрива,
но совсем не надоеда.
Своего добьется, — если
посчитает, что сумеет.
«Ни злобна, ни агрессивна», —
Так в стандарте. Так и в жизни
при умелом разведеньи.
А уж как она красива!
Эти позы! И осанка!
Эта лёгкая походка,
Шкурки блеск и глаз сиянье!..

Словом, такса — это ТАКСА!
В ней — национальный гений,
В ней — нордический характер
пресловуто аккуратных
и хозяйственных арийцев!
Слава им за это! Слава!
И почёт! И уваженье!

Ну а Вагнера и Гёте
Мы, конечно, тоже любим ;-)

Сентябрь 2004
© Кира Черкавская

понедельник, 9 февраля 2004 г.

Лизе (Лирические длинноты)

«Ой-ой-ой-ой какие…..Бархатные тряпочки!»
Девушка Наташа


Только кончиками пальцев ты узнаешь что такое
этот бархат — самый тёплый под ласкающей рукою
Императорских виссонов эти тряпочки дороже
И не вдруг на ум приходит, что сравниться с ними может —

Крылья бабочки из книги энтомолога-поэта
Иль испод нежнейший листьев тополя в начале лета
Истончившаяся замша бальной дедовской перчатки
Иль хранитель тайн атласный — переплёт альбома гладкий
Иль пушистые комочки трогательных вербных почек
Мамин шик послевоенный — фильдеперсовый чулочек

Как прабабушки закладки из тончайшего муара,
что от времени и света скрылись в фолиантах старых…
Как на бабушкином платье креп-жоржетовые рюши…
Нет! Не стоят все сравненья мира вас — таксячьи уши :-)

09.02.2004
© Кира Черкавская

© Журнал «DACHSHUND. ЛЮДИ И ТАКСЫ», [1] Сентябрь 2007 / Autumn 2007

среда, 21 января 2004 г.

Никушино приданое

(Щенячий стишок. Вольный перевод с французского, где седьмая строфа является полнейшей таксоотсебятиной:-)

Среди всех щенков на свете
Выберешь — МЕНЯ!
Друг за друга мы в ответе
С нынешнего дня.

Дома лужицу оставил? —
Скажешь мне: «Шалишь!»
Я пока не знаю правил,
Я еще малыш.

Не сердись. Вмиг из щенули
(Детство — краткий сон)
Вырасту большим. Чистюлей
И послушным псом.

У тебя прошу немножко
Для себя совсем. —
Каплю ласки, корма ложку, —
Много я не съем.

С тельцем маленьким щенячьим
Вырастет к тебе
Нежность, преданность собачья.
И любой судьбе
Покорюсь с тобою рядом.
Ты — Хозяин мой.
Ты — мой свет, моя награда,
Бог мой и герой.

Я — твоим ребенком стану,
Другом и рабом.
Днем и ночью не устану
Сторожить наш дом.

На охоту? В поле? В норы? —
Только пожелай!
Сможешь мной гордиться скоро. —
Я свой звонкий лай
И бесстрашие, и хватку
С молоком всосал.
Снится мне — мечтою сладкой —
Рыжая лиса.

С мамой, с братьями прощаюсь.
Свой недлинный век
Навсегда тебе вручаю. —
Ты — мой Человек.

За тебя, коль доведется,
Жизнь свою сложу.
Только…. Просьба остается…
Я ее скажу
Тихо-тихо, ведь за нею —
Холод, морок, страх.
Ты услышишь, я надеюсь, —
Всё в твоих руках:

Нам идти одной дорогой
С нынешнего дня,
Умоляю, ради Бога,
Не бросай меня.

21 января 2004
© Кира Черкавская, перевод

© Журнал «DACHSHUND. ЛЮДИ И ТАКСЫ», [1] Сентябрь 2007 / Autumn 2007

Оригинал:
Quand je naîtrai, tu me choisiras,
Et pour la vie, tu me garderas,
Et si parfois dans ta maison je m'oublie
Pardonne moi je suis encore petit
Tu verras quand je grandirai
Propre, très sage deviendrai,
Je ne te demanderai presque rien
Une caresse et un peu de pain,
En échange de tout cela je veillerai sur tes biens
Et ne laisserai personne importuner tous les tiens.
Mon amour et ma fidélité grandiront pour toi
Tu seras mon univers, mon avenir et ma joie
Tu seras mon seigneur et mon maître
Ton esclave et ton enfant je veux être
Sans hésiter je te donnerai ma vie.
Mais, s'il te plait, je t'en supplie
Ne m'abandonne pas,
Ne m'abandonne pas...
© Colombier

среда, 31 декабря 2003 г.

* * *

«Но и во сне о нём же сердце билось» Михаил Кузмин

Наступило послеПасхи.
И с лица земли дождём
Все серебряные краски
Смыло. Снова мы — вдвоём.

Это сон во сне люсидном,
Сохранившем боль разлук.
Это явь, где время, видно,
Согласилось на досуг.

Смысла шелестеть словами
«Ни за что» и «никогда»
Нет. Смотри, зажглась над нами
Безымянная Звезда.

© Кира Черкавская, 2003.

* * *

Да, верно: Нам не_много надо:
Две чашки кофе, шоколада
Горячего две чашки и
Чтоб рядом – никого. Легки

Слова, и ткань речений
Прозрачна. Времени теченье
Восстановилось. Посмотри —
Три Мойры. Парки. Те же три

Святые дочери Софии
Нам улыбаются. Впервые.
Нас отпускают в новый путь
От жизни прошлой
... что-нибудь :-)

© Кира Черкавская

* * *

В четверть неба был красным закат
В четверть – жёлто-яичным
Наконец растворился разлад
В пейзаже безличном

В полукруге вечерней зари
Вновь обретшие ритм, мы
Лишь вдвоём мирозданья внутри:
Его смысл. Его рифма.

© Кира Черкавская

вторник, 30 декабря 2003 г.

* * *

Какое, к чёрту, вдохновенье,
Когда под толщею — глубоко —
Вдохнуть пытаешься, но рвенье
Вода преследует жестоко

И прорывается гортанью,
Переполняя лёгких соты:
Неосторожным — в назиданье,
А непокорным — без отчёта.

Толчок. Ещё толчок. Но ритмом
Ты не владеешь: он — тобою.
И влагой каждый нерв пропитан…
Вот это вот — зовут любовью?!

И в воздухе — как под водою.
И голос глохнет, глохнет, глохнет:
С тобою. Рядом. Быть. С тобою.
И мыслей нет других. И слов — нет.

© Кира Черкавская, 2003

* * *

Слишком ярок был день. Слишком рядом — плечо.
Слишком капли речные на нём
быстро высохли. И — горячо! горячо! —
слишком сильно остаться вдвоём

захотелось среди толчеи, суеты.
Среди ближних — своих и чужих.
Слишком тесно в пространстве и времени. «Ты»
режет слух. И удары под дых —

расставанья и встречи у всех на виду.
И везде — коммунальный развал.
Дышат в спину друзья и имеют в виду
кто-кому-почему-что сказал.

Слишком много вотще обещаний дано.
Слишком яростна тихая нежность.
Слишком быстро допито густое вино.
Слишком краткий роман. Центробежный.

© Кира Черкавская, 2003

* * *

Поедешь? Поедешь. Поедешь со мной?
В другой раз — со мной и с моею женой.
А третий — со мной и с подругой жены…
Сквозь ночь, и метель, и тоску, через сны,
Чрез лепет горячий и сумрачный бред…
Поедешь? Поедешь. Останешься? Нет.

© Кира Черкавская, 2003

среда, 30 июня 1999 г.

Чужой. (Посетитель музеев)

«Сразу заприметив мужской портрет между двумя гнусными пейзажами (с коровами и настроением), я подошел ближе и был несколько потрясен…
— Кто эта старая обезьяна? — спросил относительно портрета некто в полосатом тельнике, а так как дед моего приятеля был изображен с сигарой в руке, другой балагур вынул папиросу и собирался у портрета прикурить»
В. Набоков. «Посещение музея».



«Порой представляется, что творцы, в отличие от ремесленников, производящих свою продукцию для условных всех, творят исключительно для своих». Желающих развивать эту тему всегда находится предостаточно. Иные не могут остановиться, исследуя взаимоотношения культур, элитарной и массовой. Кто-то решительно не понимает, почему другой, не отрываясь, смотрит «кино не для всех». А меня все не оставляет рефлексия бывшего музейного работника, переквалифицировавшегося в журналисты. Среди прочего меня продолжает занимать вопрос : кто же они, посетители музеев и галерей?

Посетитель в музее — всегда чужой. «Она что, не понимает, что даже через тапочки царапает своими шпильками драгоценный паркет?»; «И чего пришли в такую жару (холод, дождь), не дали мне спокойно докурить (договорить с коллегой, дописать доклад)?»… Причины отчуждения могут быть, впрочем, и более высокими. «Он, может, и купит мою картину, но разве он может понять (оценить, проникнуться)… А у этого просто на физиономии написано, что пришел по какой-то тайной причине, а самого, как того набоковского героя, «от всяческих достопримечательностей… тошнит»».

Сразу оговорюсь, что те, кто ходит на вернисажи и презентации, нас здесь не занимают: классификация этого пестрого, но, в общем, понятного сообщества — предмет отдельных размышлений. Речь не о них. Анекдот в его историческом смысле — предлагаемый жанр. А уж о чем та или иная история — каждый волен решать сам.

…Дело было, когда ваша покорная слуга еще была хранителем экспозиции Музея-квартиры Пушкина на Арбате и без прежнего воодушевления несла небольшую, но ощутимую «экскурсионную нагрузку», положенную научному сотруднику. В «главном здании» музея на Кропоткинской (ныне Пречистенка) случилась выставка художника-копииста, много лет сотрудничавшего с музеем. Я выдала для нее многочисленные его работы, висевшие в экспозиции, а взамен получила оригиналы, хранившиеся в фондах. Держа в руках те и другие, я поняла, почему копиист (действительно очень достойный) был категорически против обычного, казалось бы, предложения: развесить его копии рядом с подлинными соколовскими или брюлловскими акварелями. Но речь не об этом. Среди прочих был заменен и портрет Прасковьи (Пашеньки) Вяземской, дочери П.А. и В.Ф. Вяземских работы Бруни.

И вот в один из дней меня попросили сопроводить так называемого «одиночного посетителя». Хотя в музее было тогда только экскурсионное обслуживание, иногда делались исключения. Дама попалась интеллигентная, дурацкими вопросами не докучала, кто такой Пушкин знала и, как большинство, интересовалась в основном мебелью, паркетом и портретами. Проходя по анфиладе комнат, мы вошли в зал, где прямо напротив двери висел портрет Пашеньки. Дама остановилась (так и хочется написать, как вкопанная), на лице ее изобразилось необычайное волнение, и, показывая на портрет, она провозгласила: «ТБЦ!» — «Что, простите?» — переспросила я. «У этой девушки туберкулез. Видимо, в последней стадии». — «Это Прасковья Вяземская», — тупо пробормотала я. Ни тени узнавания не отразилось на лице моей собеседницы. Но видимое удовольствие разливалось по нему, пока я рассказывала ей о том, как мать увезла чахоточную Пашеньку в Италию, а Пушкину приснился сон, что она там умерла, и он «проснулся в ужасе». О том, что сон оказался в руку. О том, что искусствоведы до сих пор спорят, с натуры ли был писан портрет, или родители, потерявшие восемнадцатилетнюю дочь, заказали его художнику уже после ее смерти. Дама оказалась врачом-пульмонологом, и удовольствие от правильно поставленного диагноза явно превысило все прочие впечатления от посещения музея .

Вот вам история. О чем она? О том, как профессия довлеет мыслям и чувствам? О том, что неизвестно — произошло бы подобное, будь на месте оригинала привычная копия? О том, как чужой (Пушкину, мне, музею, Пашеньке, художнику) человек в один миг стал своим — внимательным, сочувствующим, подлинным собеседником? Или о чем-то еще? Каждый волен решать.

Забавно, что подлинная любовь к таким историям отвечает мне взаимностью. Я давно не работаю в музее, но почти каждая выставка, куда я прихожу уже в качестве чужого — посетителя, дарит мне какой-нибудь забавный эпизод. Не позволяет оставить все тот же вопрос — кто они, бродящие рядом со мной по залам? Почему они пришли сюда?

Вот выставка в ГМИИ греческого ювелира, черпавшего вдохновение в умерших культурах, а на старости лет нашедшего его в живом — в клетке, в сочетании планет. Мама с дочкой лет пяти молча рассматривают увесистые золотые подвески, кольца, броши. Что знает девочка о прекрасной Таис или длинношеей Нефертити? А мать? Обе молчат. Очередная витрина. И вдруг: «Ой, что это?» Мать заливается краской и, понизив голос, бормочет, что это такие клеточки, которые бывают только у мужчин. «Я знаю, — гордо оглядываясь (все ли ее слышат), объявляет девчушка, — это сперматозоиды, от них дети бывают! Какие красивые!» Кстати, те колечки и мне необычайно понравились. Даже больше, чем те, что напоминали о ДНК, хлорофилле и галактиках. Аллюзии на тему украшения эллинов и ацтеков не шли, на наш (хоть и по-разному) непросвещенный взгляд, ни в какое с ними сравнение.

Или вот еще. Тот же Пушкинский музей. Выставка «Музеи мира — партнеры ГМИИ». Ужасно мне мешающий запах пота и несвежего дыхания. Может быть, это оттого, что Параша Жемчугова, несчастная, беременная, бледная, с истончившейся любовью и завершающейся судьбой, знакомой до спазма в горле, «висит» почти вплотную к розово-голубой, воздушной и одновременно — марципаново-телесной Махой Гойи, о которой я, к стыду своему, мало что могу сказать? Воздуха бы! Ощущение духоты забывается только перед «Молением о чаше» Эль Греко. Тут за моей спиной возникает пара, обоим лет по шестьдесят. На вид — бывшие сотрудники НИИ. Она спрашивает его с привычной интонацией ученицы, обращающейся к учителю: « А что это он делает?» Пауза. И ответ: «Пить, наверное, хочет». Мне не смешно. Но и не жалко их. Выхожу на галерею, навстречу — компания подростков в заклепках и «фенечках». Удивленно смотрю и узнаю среди них 16-летнего сына моих друзей. Нормальный современный ученик выпускного класса гуманитарного лицея, проблемы с французским и выбором профессии, бурный роман, пиво, компьютерные стрелялки и нешуточные битвы на мечах в сообществе поклонников Толкиена. Здороваемся. Обмениваемся приветствиями и дежурными вопросами: «Ну, как?» На мое «вещи есть классные, а впечатление удручающее» слышу в ответ, что это все «просто super», «какая разница, где и как висит» и «не в Интернете же смотреть».

Кто ругал их за клиповое сознание? Не оно ли позволяет им выбрать угол зрения, не отвлекаясь на помехи? И если они и не читали Нового завета, то хоть Пастернака перед «Молением» вспомнят точно. А неграмотные, равно как и снобистски брюзжащие взрослые, — только стаффаж в пейзаже их жизни. Тут я обрываю себя на пороге перехода к патетическим размышлениям о том, что «если есть такие дети…», но не без самоиронии замечаю, что без этой встречи было бы значительно грустнее.

© Кира Черкавская, 1999
© «Неприкосновенный Запас», 1999, № 6 (8) «Эстетические отношения искусства к действительности»

среда, 30 декабря 1998 г.

Матагот Клода Сеньоля

Клод Сеньоль. Матагот / Сост., пер. с франц. А.Григорьева, послесл. Ю.Стефанова — М.: Энигма, 1997. — 448 с. — (серия Мандрагора)

«Колдуны повсюду, где только возможно, выискивают тайны, чтобы перенести их в свои заветные книжки и тетрадки. Там может содержаться все, что угодно. Помню, как я был удивлен, когда после долгих уговоров один солонский ведун дал мне почитать мое собственное сочинение «В Солони», которое он считал «гримуаром», черной книгой!» — Не правда ли, автор, прошедший подобную «аттестацию», вправе испытать не одно только удивление? — Особенно, если учесть, что приведенная выше цитата содержится в примечании к одной из глав почти девятисотстраничной антологии французских поверий, сказок и рассказов о нечистой силе (Seignolle, C., Les Evangiles du Diable, P., MCMLXIV, p. 330).

Русскоязычному читателю, лишенному возможности познакомиться с Сеньолем-ученым, приходится верить на слово таковой возможностью обладавшим: «Его научные труды и художественная проза, составленные им «опросные листы» и материалы картотеки похожи на сообщающиеся сосуды, наполненные драгоценной словесной влагой почти одинакового вкуса и состава. Разница лишь в том, что одни из пробирок и реторт отлиты в форме специальных монографий, другие принимают вид документированных фольклорно-этнографических записей, третьи огранены и отшлифованы таким образом, что несведущий читатель вправе принять их за «черную фантастику». Содержание и назначение алхимических склянок Сеньоля настолько однородно, что он мог не поступаясь ни научной точностью, ни поэтической образностью, переливать из одной колбы в другую колдовские тинктуры и отвары...», — пишет Ю. Стефанов в послесловии к сборнику новелл Клода Сеньоля «Матагот». Данные «отвары» поистине удивительны, — хотя бы потому, что открывают читателю совершенно особый мир. — Простой и вполне обыкновенный в бытовом плане настолько, что вторжение в него инфернальных сил, их сосуществование в нем с человеком, вовсе не кажется фантастическим. — «Чтобы представить себе, что это такое, достаточно выбрать ночь темную, беспокойную и безлунную... ночь стоячей воды, без единого дыхания ветерка, который обычно лезет в уши со своим посвистыванием. Нужна абсолютная тишина, рожденная той тишиной, что приводит в сотрясение тайные двери ночи, открывающиеся в потусторонний мир...» («Дьявол в сабо»).

В этой звучащей тишине сеньолевского мира силы «иного» предстают в обличии неведомого кузнеца, подобного «огромной летучей мыши, принявшей обличье человека», внезапно оказывающегося «в сердце деревни», «словно его вытолкнула в Бранд пустошь, желающая избавиться от паразита», одетого в «как бы стекающую» на спину «черную накидку, похожую на живой лоскут ночи», с лицом «словно составленным из множества зыбких граней, сбивающих наблюдателя с толку и одновременно притягивающих взгляд», «похожим на темно-оранжевую маску с двумя удлиняющимися к вискам овальными прорезями, в которых по-звериному неподвижно сверкают зеленые глаза» и «черной шевелюрой густых жестких волос» (Там же). Или «античной, а может, со времени сотворения мира» «злобной» головы статуи, в чьем лице видны «сила челюстей, нежность щек и лба, упрямство и двуличие рта», мечтающей вернуться к своему телу — в солонскую трясину («поганую болотину») Мальну («Меченая»). Или художника Эль Чупадора, чья «колдовская опора в том, что создавая странные видения странного мира, он использует ярко-красную тушь с золотыми отблесками», где жуткие видения почерпнуты из подсознания героя — властителя дум Монмартра, а чудесная тушь — его живая кровь («Чупадор»). Или компании живых мертвецов — «масок с чудовищного карнавала» («Трактир в Ларзаке»)...

Этот мир населен двойниками и оборотнями. — Юному красавцу Филиппу де М. «никогда не настигнуть самого себя» — похотливого старика-садиста с «гнусной рожей» — («Черный комодик»). Статуя в конце концов настигает Жанну (родившуюся не без участия каменной богини), «из любопытства» ставшую исполнительницей ее злой воли, а в смерти по сути в нее воплотившуюся («Меченая»). Тийе-волк обречен на гибель, преследуемый предводителем облавы Тийе-человека («Оборотень»). Несколько диковиннее отношения с волками прошедшей в детстве обряд «братания» с волчонком героини новеллы «Мари-волчица».

По солонским, парижским, курортным... просторам, квартирам, гостиницам разбросаны привычные «мистические» атрибуты. — Зеркало превращается в мерзкое стекло, скрывавшее за собой картонного монстра, принятого героиней за отражение («Зеркало»). Стекло в рамке портрета возлюбленной становится зеркалом, отражающим подлинное обличье монстра-двойника («Черный комодик»). Носовые платки оказываются вместилищем испарений души («Черный комодик», «Чупадор»). Там расплывается «проклятый туман» «из зеленоватых сгустков, текущих как гной и обжигающих как яд» («Меченая»). Прыгает, завлекая героев в болото, «толстый, пышущий здоровьем» кролик с мертвой головой со «слепыми глазницами, пустыми, глубокими, кровоточащими...» (Там же). Знаменитые французские безголовые прачки колотят вальками саваны для скорых похорон. Бродит ночами «временно» мертвый и до семи раз «временно» живой родственник мандрагоры, неопознанный французскими же словарями — кот-Матагот из новеллы, давшей название сборнику...

Во всем этом стилистическом, жанровом и прочем разнообразии человек, сталкиваясь с «абсолютным Злом» или амбивалентным его пособником, оказывается перед выбором, который, хотя и представляется порой едва ли возможным, — всегда есть. (Даже «отметина ада» на лбу Жанны-Меченой от рождения голубовато-холодна, и только в конце повествования — незадолго до гибели девушки — она разгорается ужасным пламенем, отблеск которого впервые появляется в глазах Жанны, смотрящей на подожженный ею только что собранный урожай семьи.) Есть в этом мире (иногда) и силы Абсолютного Добра, — предупреждающие и советующие, — подобно тому, как поденщик «больше похожий на сеньора» с «седеющими волосами», в которых «солнце путается..., как бы окружая нимбом его голову» предупреждает односельчан Меченой, о том, что среди них «есть девушка, которая любит причинять зло», а саму Жанну-Меченую — о наказании и сначала советует ей просто заняться своими фермерскими обязанностями, а когда уже поздно — хотя бы покаяться перед родными.

Другое дело, что чаще всего герои Сеньоля, когда их «ведет, а скорее несет чья-то непреклонная воля» не имеют сил этой воле противостоять. — Даже если временами они отдают себе отчет в необходимости противостояния, чувствуя немедленное облегчение страданий от одного лишь осознания таковой необходимости («Меченая», «Черный комодик»). В иных случаях, впрочем, возможность другого пути героями не рассматривается и не осознается («Оборотень»). Еще страшнее, когда оказывается, что зло не воспринимается таковым и тогда оказывается, что противопоставить ему решительно нечего, а осознание положения вещей приходит слишком поздно (или не приходит вовсе — «Зеркало») и уже не может повлиять на ход событий. — Так, например, любовь деревенской дурочки Беннет к инфернальному кузнецу Року («Дьявол в сабо») возвращает ей разум, но лишает жизни. Причем, Беннет не осознает ни того, что ее любовь — выпрошена, а она — «добыча, сама нырнувшая в его желание», — «ползущая к молча ожидающему ее Року, своему истинному хозяину», с которым по идее ей нужно бороться. — Беннет любит Рока, «но улавливает ли она едва заметный запах серы, который примешивается к запаху мужчины?» И не поэтому ли «видя, как она выбралась из хаоса, Рок ощущает великую радость и одновременно безграничную горечь»? Односельчане, пораженные осмысленными взглядом и словами Беннет приписывают их «некой таинственной благодати дурной природы»... Но никто и не мыслит о самой простой причине чуда... о молниеносном излечении любовью». — Они дают выход своей ненависти к кузнецу. — «...Они хотели показать ему, какова мера их гнева, а сами убили почти ребенка. Все вроде бы целились в крышу, но непонятным образом дула их ружей опустились и послали смертельный свинец» в Беннет, за несколько минут до смерти понявшую, что ее любимый «недобр».

Кончает жизнь самоубийством, изнасиловав и убив возлюбленную, герой «Черного комодика»; воет над телом растерзанного побратимом-волком Мари-волчица; гибнет от чудовищных призраков-вампиров «донор» Чупадора; мучительно желает проснуться, хотя бы для того чтобы получить объяснения и умереть, бравый вояка, ставший нежитью в «Трактире в Ларзаке»; уносит тельце Беннет Дьявол в сабо, «оставив позади себя невозможное — забвение горячих слез, оросивших его лицо, на мгновение ставшее человечьим... и вновь уходит по дороге в никуда»...

Но иные герои, как Жанна Ле Мартруа («Чупадор») и старая служанка Меченой Галиотт никогда не станут добычей «иного». — Просто потому, что лишены «адской неуверенности», а проще говоря — сомнений. — Первая — «идеальная жена, о которой мечтают все мужчины» — воплощенная преданность. Вторая — просто знает, что «всегда в сети трясины Мальну попадается кто-нибудь из молодых, кто... не хочет верить в ее злые козни», о которых она «и другие слышали от предков, а те — от своих отцов и дедов». Кстати, сам Сеньоль признавался, что «с самого раннего детства наслушался волшебных и иных историй от своей бабушки...». «...Рискнув во что бы то ни стало восстановить эти воспоминания, — пишет он, — я наверняка начал бы фантазировать. Во мне сохранилось лишь впечатление невыразимого страха, заставлявшего сжиматься сердце. Зато я понял, что каждое произнесенное слово должно вызывать либо дрожь, либо улыбку».

Таков (в самых общих словах) мир Клода Сеньоля, приоткрывающийся на страницах сборника его новелл «Матагот».
Вероятно, стоит добавить, что кроме того, что перед нами замечательная проза, по смысловым богатству, многослойности, многоуровневости, новеллы Клода Сеньоля можно сравнить с художественными произведениями, скажем, Мирчи Элиаде или Умберто Эко. Так что читателю-исследователю вольно окажется отыскивать литературных предшественников автора в лице Гесиода или Достоевского и размышлять о степени влияния на его писания Анны Радклиф и Густава Майринка, подбирать к «Чупадору» иллюстрации из Брейгеля и Босха, искать сходства и различия французских и русских быличек, решать, соглашаться ли с Ю. Стефановым в его несогласии с «иными критиками, называющими Сеньоля французским Лавкрафтом»... Несомненно, много интересного могут отыскать здесь теоретики-вампироведы и исследователи явлений полтергейста на практике. Но вместе с тем, представляется вполне вероятным, что у любительницы любовных романов навернутся слезы от безысходности судьбы Беннет и самоуверенности Жанны, а охотник почитать в метро Стивена Кинга не сможет не признать, что было нечто пораньше, да и побогаче близнеца-двойника Старка или демона-искусителя Лиланда Гонта. Но, возможно, ни те, ни другие, ни третьи (среди коих могут быть дети, пенсионеры, «новые русские», — да кто угодно) однажды открыв эту книгу, не смогут от нее оторваться.

© Кира Черкавская, 1998
© «Литературное Обозрение», 1998